Помню в лютый мороз с Вашьягу, лилась песня, ямщик, гони к яру.
Завернулась душа словно рупь, а потом развернулась долларом.
Я вас с улицы взял и от вьюг, укрывал, может быть, неумело.
Только солнце пригрело, как вдруг, Ваше платье вдали прошумело.
Только солнце пригрело, как вдруг, Ваше платье вдали прошумело.
Ах, серое платье, но прямо не знаю за что я болею, за что я страдаю,
За что неразумно я жизнь заложил ведь я Вас безумно, безумно любил.
Вы ушли я остался в тоске, что ж Вы, знать не вышла мессия.
Вы такая ж бродяжка как все, как сто тысяч других по России.
Вольным вольная жизнь, вы правы, но зимой - лишь в легоньком платье,
Где и как обогреетесь вы? Чьи для вас распахнутся объятья?
Где и как обогреетесь вы? Чьи для вас распахнутся объятья?
Ах, серое платье, но прямо не знаю за что я болею, за что я страдаю,
За что неразумно я жизнь заложил ведь я Вас безумно, безумно любил.
Вольным вольная жизнь, вы правы, но зимой - лишь в легоньком платье,
Где и как обогреетесь вы? Чьи для вас распахнутся объятья?
Где и как обогреетесь вы? Чьи для вас распахнутся объятья?
Ах, серое платье, но прямо не знаю за что я болею, за что я страдаю,
За что неразумно я жизнь заложил ведь я Вас безумно, безумно любил.